Всем, пришедшим на дружеский вечер

На предмет обсужденья былин,

И вообще разговоров о Вечном,

Есть совет позабыть слово «сплин».

Тут без отдыха и перерыва

С громким гулом  такое пойдет!

Мы советуем вам, как при взрыве,

Хорошенько разинуть свой рот.

Чтобы не был никто покалечен

При паденье лицом на паркет,

Уцепиться за стулья покрепче,

Право, стоило дать бы совет.

Ну, держитесь! Широким потоком

Мчится правды грохочущий сель…

Как бы тут не попасть ненароком

То ли в омут, а то и на мель.

И грохочут слова, словно камни,

Все сметая на славном пути…

Но довольно, довольно! Пора мне

От введения в суть перейти.

Отвратительна наша эпоха –

Эра монстров, эпоха жулья...

И везде до последнего вздоха,

Ничего: ни житья, ни жилья.

Без начала, конца, середины,

Никого на пути не щадя,

Мчатся с неба удары лавиной,

Истребляя народ и вождя.

А на смену отжившему строю,

Где, по слухам, отсутствовал Бог,

К нам такое приходит порою,

Что мечтаешь в мир старых эпох

Улизнуть, невзирая на место,

Где твоя притулилась судьба...

Хоть с низин, хоть со скал Эвереста,

С места визиря или раба –

Так и хочется ринуться в гущу

Дальних звезд и космических тел...

Но момент безнадежно упущен.

Каждый взял то, чего не хотел.

Все мы винтике в странной машине,

Что стремительно катится вниз.

Нам, и  прочим всем, жившим доныне,

Предстоит неприятный круиз –

В бездну, в ноль или в сторону Ада,

И куда-то еще – не поймешь...

И не хочется (или не надо)

Знать, зачем ты, вообще-то, живешь –

И без смысла, и без интереса:

Каждый, видимо, сам по себе...

Или мы – отраженье процесса,

Точка в общей вселенской судьбе?

 Кто ответит на эти вопросы?

Кто все знает (причем – наперед)?

Галлы, франки, великие россы,

Или некий заморский народ,

Вороватый и мерзкий подсвинок,

Вельзевула покорный слуга,

Что придумал картели и рынок,

Перестройку и образ врага?!

Шел бы к черту он... или в Гаити

(Что, по сути, единый объект).

Вы уж нас, господа, извините,

За такой негуманный проект.

Только, знаете, чешутся руки:

Нам, попавшим в змеиный клубок,

Так и хочется злобной гадюке

Обломать толстой палкою бок!

Одолели змеиные дети

Нас, и, как представляется вас...

Но, друзья, не об этом сюжете

Поведем мы печальный рассказ.

Отвлечемся на миг от  трансфера,

От причуд псевдорыночных тайн.

Где  соседствуют Правда и Вера

С отвратительным словом «дизайн».

Все тут странно и все непонятно

Неизвестны ни старт, ни исход,

И сплошные туманные пятна

Покрывают суть наших невзгод.

Все, что есть, далеко не случайно

Это cкажет вам каждый пророк,

Для которого все наши «тайны»,

Несуразностей разных поток,

Никогда не являлись загадкой.

Но довольно двусмысленных фраз!

Разберемся со всем по порядку,

Вспомнив прошлое тысячи раз.

Постараемся  снова и снова,

Напрягая остатки ума,

Вспомнить, как  же из праха земного,

Из субстрата весьма неживого

Жизнь возникла почти что сама.

От эпох, погрузившихся в Лету,

Сохранилась ничтожная часть:

Иероглифы, свитки, монеты -

Что еще не успели украсть

Негодяи всех стран и народов,

Современных и прошлых времен,

Паразиты садов, огородов

Знаменитые и без имен.

Уцелели записки на скалах,

Узелковые письма, Завет,

Кучи древних, как мир, минералов…

Только память… а Прошлого – нет!

В Лету канули древние страны,

В верхний почвенный слой полегли

Галлы, франки, Изольды, Тристаны,

Императоры и короли.

Только память о прошлых эпохах,

Просыпаясь, ночами скулит

И в ее сохранившихся крохах

Дремлет сгинувший мир-монолит,

Что когда-то возник в виде точки,

И со временем в точке угас,

Превратившись в ничтожную строчку,

Сочиненную кем-то из нас.

.           .           .           .           .           .

В чем же суть моего постулата?

Где же стержень и главная ось?

В том, что все, что мы видим, когда-то

Непонятно с чего началось.

С пустоты ли, с ничтожного кванта

Начинался всеобщий отсчет?

Вспыхнул свет, загремели куранты…

Словом, время рванулось вперед.

Вот и первая наша страница

Книги судеб, рассеявшей тьму.

Вот из кванта возникла частица,

Помахав на прощанье ему…

В царстве холода, тьмою объятом,

В самый первый – ответственный раз

И возник в пустоте первый атом –

Прародитель, предшественник нас.

Этот жалкая, мелкая мелочь,

Разбудившая сферы пустот,

На крыло поднялась неумело,

И отправился в первый полет.

Началось зарождение пыли,

В черном царстве космической тьмы...

Кто возник из нее? Уж не мы ли?

Видит Бог – почему б и не мы?!

Электроны, протоны с нейтроном -

Точки мира (и сами – мирки)

Повинуясь небесным законам

Разлетались, слипались в комки,

Да в хвостатые «звезды»- кометы,

Или в звездный космический шлак:

То в  сокровища странной планеты,

То опять улетая во мрак…

Появившись во тьме без исхода -

Из  взорвавшейся Черной Дыры -

Разметались частицы природы,

И в различных частях небосвода

Возникали иные миры.

Время шло без конца и начала

В пункт, куда мы сегодня пришли,

Где расскажем, раз время настало,

О суровой судьбе минерала,

Долгожителя нашей Земли.

.           .           .           .           .

В небесах, где эпохи застыли

И почти что отсутствовал свет,

Время слиплось частичками пыли,

Породившими ядра планет.

А затем по неясной причине,

Зародившись в холодной пыли

В безвоздушной бездонной пучине

 Звезды странные силы зажгли,

И вблизи небольшого светила,

Начинаясь почти что с нуля,

Появилась и вдруг забурлила

Голубая планета Земля.

Ядра магния, атомы хлора,

Фтор и гелий, и сернистый газ,

В перегретые в недрах растворы;

Попадали в стотысячный раз.

Эти страшные едкие смеси

Закипая и жутко бурля,

Выходя изо всех равновесий,

Понеслись по планете Земля

В сумрак зноя пустынного ада

В тьму зловещих подземных пустот,

Сознавая при этом: так  надо,

И иной невозможен исход.

В каждой  точке такого маршрута

Возникал, из нуля вырастал,

Повторяя себя почему-то,

Неизменный, как мир, минерал,

Выбиравшийся вверх, то и дело,

В виде струй огнедышащих лав...

И тревожно планета гудела,

Выпуская из недр этот сплав.

Разлетались  палящие тучи,

Горы пемзы валились с небес;

Были микрочастицы живучи:

Ни один микромир не исчез,

Ни пропал, ни “списался”, ни сгинул,

А прошел все эпохи Земли,

И сейчас превращается в стимул

Вспомнить путь тот, что все мы прошли.

Этот путь был не прост и не сладок,

Ибо шел через все напролом,

Утопая во тьме неполадок...

Но таков был всеобщий порядок,

И при нем мы, вообще-то, живем.

Впереди возникали  иные

Неизведанные рубежи:

То земные, то вновь неземные,

Увязали в тумане и лжи,

И манили, и звали куда-то,

Непонятно о чем говоря,

И мелькали  границы и даты

Бесконечно, и, в общем-то, зря.

Бытие пронизало все поры

Каждой точки Земли, как душа;

Образуя пары и растворы

Океаны, болота и горы,

А позднее – саванны и боры.

Словом, мчалась  Земля, не спеша,

В те края, где  какие-то цели,

Затаились, как странный мираж,

Как на свет в бесконечном тоннеле,

Вовлекаясь в небесный кураж.

В никуда без конца и начала

В мире шел бесконечный процесс,

Нужно было Творцу позарез,

Чтобы что-то везде возникало,

Возрождалось из пыли и пепла,

Гибло, вновь превращаясь в утиль,

Чтоб в дальнейшем воскресшая пыль

Развивалась, мужала и крепла,

Собираясь в хребты и осколки,

В искры огненных туч, ледники...

Сколько было их, будет их сколько?

Не скажу, господа старики!

Я возник  в неизвестное время,

В точке Космоса с именем «Ноль»,

То ли в Лебеде, то ли в Барреме,

По приказу Божественных Воль.

И летел по спиральным  виткам я

В туче  плазмы и огненных дуг,

Превращаясь в какие-то камни,

Возникавшие в Космосе вдруг.

Иногда  становясь вспышкой света,

Улетал я на Альдебаран,

Падал в реку  с названьем Лета,

Став последним из всех могикан...

Но не помню  пучины забвенья:

То-то в памяти вечный провал.

Испарились оттуда мгновенья,

Где Всевышний планету взрывал.

Где, став вспышкой смертельного света,

Исчезали планеты во тьме…

Совершенно не помню про это.

Не вмещается это в уме!

Словно память мою обокрали…

Впрочем, Бог с ним, со списком потерь!

Лучше я о себе, минерале,

Всю поведаю правду теперь.

Вырастал минерал из раствора

В эти дни в неизвестной стране...

И себя осознает не скоро

Тот кристалл, что предшествовал мне.

Он лежал, ожидая, когда

Ледники, ураганы, вулканы,

Вспышки Солнца, морская вода

Откопают его из кургана,

И какой-нибудь новый  ледник

Обнажит его, вырвав наружу…

И тогда он поймет: я возник,

Чтоб почувствовать  пламя и стужу,

Чтоб сказать себе: “Я  минерал,

Без изъянов, почти  без царапин…

Я в себя Мирозданье вобрал, -

Свет, пространство и  тьму  черных пятен…

И,  возникнув из тьмы и огня,

Из субстанции вечной нетленной,

Осознал, что теперь без меня

Невозможно ничто во  Вселенной.

Кремнеземный мой жесткий  каркас

Пережив весь хаос Мироздания,

Растворится в потоках сознания  –

Всех живущих, включая  и  вас!»

......................................................

А планета  под огненным градом

Много раз получала сполна...

С неминуемой гибелью рядом

Посещала она времена,

Где трещали морозные зимы,

Где взрывались хребты на куски,

Где кипели потоки Гольфстрима,

И сжимало природу в тиски.

И планета сбивалась с маршрута.

Так терялись событий следы...

Понимайте как сон Абсолюта

Неестественность этой  среды

Времена тишины и  покоя

Надвигались на нас, как война:

Приближалось к нам нечто такое,

Что стонали во тьме времена...

Что потоки расплавленной лавы

Вылетали фонтаном огня,

Заставляя всех  (даже меня)

Жаждать подвигов, взлета и славы.

Но планета не долго скучала

В тусклом свете созвездья Арктур!

Появилось иное Начало,

Изменившее сущность структур.

И живу я, почти как в вулкане,

В мире то ли забот, то ли снов,

Где мгновения длятся веками

И катает Сизиф свой жернов.

В этих снах иногда, временами,

Раскрывается Космос сполна,

И летит на меня вслед за снами

Нечто – то ли Геенна без дна,

То ли Вечность с ее Абсолютом:

Что же именно – и не поймешь...

Непонятно, каким же маршрутом

Ты приходишь и как ты уйдешь.

И оттуда почти что досюда

Протянулся прерывистый след.

И живем в ожидании чуда –

А его, вероятно, и нет,

И вообще никогда не бывало,

Ибо время естественно шло;

Хоть и странного было немало,

Но и зло шло тогда не во зло.

По набитой природной дороге

Бытие продвигалось вперед.

Был ли Бог в эти дни (или боги) –

Вряд ли кто-то когда-то поймет.

Но одно лишь мне ясно: над всеми,

Несомненно, висел некий кнут,

Вечно гнавший природу и время

В бесконечный и трудный маршрут,

Где исчезли (и были ли?) вехи,

Где вообще – ни дорог, ни путей,

Где гуляло лишь эхо… и в эхе

Никаких не узнать новостей.

И над каждым – буквально над каждым

Нависал свой загадочный меч,

Тот, что каждого должен однажды

Неожиданно сбоку подсечь.

Тем не менее, даже сгорая,

Каждый жалкий осколок летел

Пусть не в Ад и не сторону Рая,

А куда-то, куда не хотел.

В виде комьев расплавленной лавы

Возникали миры из огня

И сгустившийся сумрак кровавый

Надвигался  из тьмы на меня.

Приближалось иное Начало,

Изменявшее сущность миров,

Что, у нас на глазах,  прорастало

Из какого-то микрокристалла...

И пылающих в небе костров.

И, цепляясь за Вечность когтями,

Да клыкастым разинутым ртом,

Это «нечто» летело путями,

Пролегающими за хребтами,

И встречалось позднее (местами)

Там, куда мы идем всем гуртом.

Перейдем, господа, за границу

Бесконечных проблем Бытия.

Открывайте без страха страницу,

На которой вдруг вынырну я,

И на стол ваш бумагами  лягу,

Стану почвой, проникну  в рояль

И опять  попаду на бумагу,

И в какую-нибудь передрягу,

Так, что вам, вероятно, беднягу

Станет сразу (неискренне) жаль!

Глядя в тьму  этих долгих столетий –

Миллиардов промчавшихся лет, -

Факт  прискорбный вначале отметим:

Жизни не было прежде – и нет

Даже нынче, когда биосфера

Повлияла на климат Земли,

И когда Кайнозойская эра

Загрустила: “Куда мы пришли”?

Это – присказка,  впрочем, а сказка -

Впереди, за туманным хребтом.

Это только сюжета завязка,

И пойдет он ни шатко, ни тряско,

От Суматры до гор Атабаска...

Но об этом (и прочем) – потом.

……...............................................

Началось все однажды с  хаоса.

(С суматохи, где не было  звезд);

Он, возникнув когда-то без спросу,

Начинал хаотический рост

Так, что душу любого  Эсхила

Повело бы в смертельный тупик!

Вот что Вечность в те дни  натворила –

Как последний  софист-еретик.

Стало многим в те дни непонятно –

В чем смысл Жизни и где наша цель…

Цель пропала почти  безвозвратно

И чернели туманные пятна

В темноте первобытных земель.

Только сгустки межзвездного газа,

Порождая тьму новых светил,

Рассыпались, как блестки алмазов

В древнем царстве космических сил.

На каком-то таинственном цикле,

Для чего-то восстав из огня,

Возле этих созвездий возникли

Минералы, включая  меня.

Этот мир никому не был тесен:

Все  могло  быть там – но, господа,

Вместо  райских божественных песен

Появилась унылая плесень,

И помчалась совсем не туда!

И затем без  ума и порядка

Обживала хребты и моря…

Хоть пришлось ей не очень-то сладко

Жить в эпохи тоски и упадка,

Но она появилась не зря,

Породив архисложную схему,

Где не ясен был смысл  (и объем),

И в  которой, товарищи,  все мы

Хоть  недолго, хоть зря, но живем.

И тянули законы Природу

В бесконечный и трудный поход...

Так прошли бесконечные годы,

Так возникли однажды уроды

В глубине первобытных  болот,

Начинался их быт с людоедства:

Страх забыв и не зная преград,

Эти чудища с раннего детства

Пожирали  всех  тварей подряд.

Позже это отбором назвали.

(Вечным боем, причем против всех)

Этот сброд без стыда и морали

Брел по главной своей магистрали

В те края, где таился Успех.

А меня непонятная сила

Погрузила в подземный раствор,

И затем без следа растворила,

То, чем  был я до тех самых пор,

Превратив в эфемерное  нечто,

Пропитавшее поры Земли;

И тогда я подумал о Вечном,

Ждущем нас в бесконечной дали.

Выпадая в кремнистый осадок,

Превращался я в сфен и  опал…

Был тернист этот путь и не сладок,

Но  иного никто и не ждал.

Попадая порою в скорлупку,

Ползал я под морями  по дну,

То в коралл проникая, то в губку,

То вверху, то уйдя в глубину.

Мысль сводилась к заботам  о пище,

И умом управлял аппетит…

Так и ползал всю жизнь я по днищу

Чтобы там сохраниться, как вид.

Социальных различных  различий

В мире не было (как и примет),

И навоз там отсутствовал птичий:

Почему бы и, собственно, нет?

Брел я посуху, крался по пляжу,

Где дремали под солнцем рачки…

Злобно думая: “Вот вас уважу!

Не судите  меня, старички!”

Но, простите, у каждой медали

Не одна сторона… или грань:

Ели мы – но и нас заедали.

Дело было, как водится, дрянь!

            .           .           .          

Что-то щелкнуло в лоб или темя,

И очнулся я в древней стране

Угодив в непонятное время,

Где валялся на илистом дне.

Впрочем, счастье продлилось недолго

И у устья великой реки

(Под названием Древняя Волга)

Труп мой съели морские рачки…

Довелось мне бывать трилобитом –

Существом без ушей и волос,

Крайне злобным, прожорливым, битым -

Битым всеми и всем, чем пришлось.

Осыпая  пляж пеной прибоя;

Грохотала морская волна

Для молитв и морского разбоя.

Трилобит поднимался со дна…

В это время отсутствовал  лес,

Не паслись там ни птицы,  ни звери;

Ни Богов, ни святых, ни чудес,

Не водилось в диковинной  эре.

Я, уже не простой минерал,

А деталь чешуи  трилобита,

Вместе с ним под водой  загорал

Став частицей звериного  быта.

И смотрел я глазищами монстра

На прибой,  на полуденный пляж,

Ощущая тревожно и остро:

Скоро этот исчезнет мираж.

Что придет ему завтра на смену,

Что, погибнув, останется гнить?

И какую огромную цену

Нам придется за жизнь заплатить?

Тень скользила по морю и пляжу...

Проплывали вверху облака,

И менялись, менялись пейзажи

Уходившего в Вечность мирка.

Мир менялся, и материки,

Превращались затем  в океаны,

И гремели под небом вулканы…

Я лежал в устье древней реки,

Для острастки зарывшись в пески –

Там, где вскоре возникнут саванны.

Трилобит  мой тем временем рос.

Став опасным себе и  планктону:

В день съедал он, без малого, тонну…

Но какой же с убогого спрос?

Что возьмешь с допотопной скотины,

Не изведавшей  наших  забот,

Почивавшей в  рутине, как в  тине,

В толще доисторических  вод?

Назревали в миру перемены.

Вскоре мой трилобит  устарел…

И ушел он за край  Ойкумены,

Превратившись в рассыпчатый  мел.

Вышел рак этот вскоре из моды,

Вот его и  списали в архив.

А морях  развелись  гастроподы:

Жизнь кипела лишь в тех, кто был жив.

Вот и мне  стать пришлось  гастроподой,

Молча ползать по скользкому дну,

Пробавляться планктоном и содой,

Ипостасей сменив не одну,

А, не меньше, пожалуй, двух сотен,

Поменяв сотни, тысячи шкур,

Путь мой был и тернист и бесплоден:

Всюду гнев настигает Господень …

Так промчались Рифей и Намюр.

Хронос вскоре пожрал без пощады

Эти эры, эпохи, века...

Много было их... вам и не надо

Знать о них, вероятно, пока.

Вам, ревнителям Истинной Веры,

Твердо верящим в Ад и Тот Свет,

До понятий эпохи и эры

Никакого и дела-то нет!

Вам, приученным мыслить двояко,

Твердо верящим в своды легенд

Никакого нет дела до рака,

Не дожившего до хэппи-энд.

Подвергаясь ужасным нагрузкам,

Ежечасно свиваясь в спираль,

Стал я вскоре огромным моллюском,

Позабыв, что такое мораль,

Что есть стыд, что есть честь или совесть...

Впрочем, что же с убогого взять?!

Мы продолжим печальную повесть

И допишем от «Аз» и до «Ять»,

Про разливы Меконга и Нила,

Как взорвался вулкан Санторин...

Много в прошлом, товарищи, было...

Все, что вспомнится, мы повторим.

Стал я толстым, большим, знаменитым,

В толстом панцире скрывшись от бед...

Называли меня аммонитом...

Ну и пусть – почему бы и нет?

В каждой  новой  своей ипостаси

В каждый век, на любой  глубине,

Я  грустил о коралловом мясе,

Но оно не водилось на дне.

Голодая, я каркал  сердито,

И, пропав как-то раз  поутру,

Воскресал в виде жил пегматита,

Чтобы там дожидаться  Юру.

Как же долго  тянулись эпохи -

Скучный Кембрий и  жаркий Силур!

Я считал бесконечные вдохи,

Горы лет собирая по крохе,

Да напрягся, видать, чересчур.

И Природа меня приковала

В темной  нише в какой-то скале

В темных недрах разлома-провала...

В темноте без конца и начала

Начиналась тропа минерала…

В этой черной загадочной мгле

Я лежал и накапливал силы,

Чтобы сделать решительный шаг…

Но тяжелые камни сдавили,

И сомкнулся безжалостный мрак.

И, недвижимый полностью, ибо

Не способный чихнуть и вздохнуть,

Я валялся – инертная глыба,

Не способная выбрать свой путь.

В темных недрах все словно застыло…

Светлый мир  где-то жил наверху.

Словно некая злобная  сила

Погрузила  нас в эту труху –

В сероватые мрачные камни,

На  огромной земной глубине…

И  давленье сжимало  бока мне,

(И  не только, конечно же мне)!

Как-то рядом в подземной пещере

Как-то  вырос огромный алмаз

(В Мезозойской, как помнится, эре-

Словом, очень задолго до нас).

Но не дал нам Господь подружиться:

Разлучила тектоника нас

И мгновенно ушел за границу

Растворенный в кислотах алмаз.

И сидел я во тьме, как в темнице

Хуже не было в мире житья…

А  воскрес в толстом черепе птицы,

Обитавшей на южной границе

Ойкумены того бытия.

Только черт знает, где был тогда я,

И куда длинный клюв не совал,

И летели мы, всех заедая,

Все живое разя наповал.

Эта птица пощады не знала,

Нрав ее  был противен и груб;

Все, включая куски минерала,

Попадало ей в клюв и на зуб.

Рассказать, сколько судеб застряло,

Сколько мяса, костей и голов

В ненасытном зобу побывало –

Ни бумаги не хватит, ни слов!

В темных джунглях  летали мы бойко,

Пожирая зверей на лету,

И ужасная плоти  раскройка

Истребляла зверье на версту.

Но, внутри этой яростной птицы,

Я  ни в чем преуспеть не сумел,

И, решив из Юры испариться,

Стал в земле ждать загадочный Мел.

А в Мелу нас ждала  катастрофа:

К нам, сорвавшись со старых орбит,

Приближался, по данным Вант Гоффа,

Астероидный  метеорит.

Был он прав, или не был - но, право,

Этот день в жизни нашей  Земли:

Оказался не днем нашей славы,

А бессмысленным актом расправы:

В реки, степи, овраги, канавы

Чуть не  все мы тогда полегли.

Перепало и нашему  брату,

Превращенному взрывами  в газ,

И летевшему ввысь,  как когда-то,

В Судный день без числа и без даты...

Без рогов, без копыт и без глаз.

И пришлось нам, паленым и битым,

Пострадавшим в сраженьях со Злом,

Разлетаться по разным орбитам,

И валиться, подобно болидам,

Под тупым да под острым  углом…

Как несладко пришлось в этом цикле

Быть в земле и лежать под землей…

Впрочем, мы, вероятно, привыкли

К этой участи, горькой и злой.

Время шло. И, инертный когда-то,

Изменялся  пустынный пейзаж;

И за датой шла новая дата,

И копился дурацкий багаж

Темных знаний  в кладовках природы,

Тех, которых никто  не вскрывал.

Мир менялся… но в нем год от года

Безутешно страдал минерал.

Фактор трудностей, страха и риска,

Неестественно страшный отбор –

Нас расстреливал прямо в упор,

Страх сочился из всех наших пор,

Ибо смерть шла достаточно близко,

Геноцид (истребление  вида) –

Надвигался на нас, как финал

Попадал под клыки геноцида

Каждый вид и любой минерал.

Я  в огне был и плавился в лаве,

Превращаясь и в пепел, и газ,

В пятый, сотый, стотысячный раз...

Кем  я стану,  когда Трубный глас

Позовет всех оставшихся нас?

(Хоть об этом я думать не в праве).

Страшным  бредом был  быт - всем на диво!

Стал он хуже нейтронной войны –

Били нас безо всякой вины,

Все – от ангелов до  Сатаны…

И из черной ночной глубины

Надвигался кошмар  Готерива,

Отложенья сминая страны.

Я крестился, лихую  судьбину

Бесконечно и горько кляня:

Истребляла природа безвинных,

В том числе, господа, и меня!

Гибель шла с поднебесья и суши…

А под небом, махая крылом,

Злобно каркала жирная туша -

Птеродактиль со зверским мурлом.

Было что-то в том  бешеном взгляде,

Идиота сводившем  с ума,

Вроде зла, растворенного в яде!

Тут  и думать нельзя о пощаде...

Как, скажите, спастись, Бога ради,

Если гибель шла в гости сама?!

Я  спешил уползти в глубину,

Но и там поджидали “сюрпризы”:

Подрывая покой Парадиза,

Объявляли вулканы  войну.

И сгущалась тоска без предела,

Прерывался бег  наших времен,

Катастрофы на нас то и дело

Налетали с различных сторон.

Шли на мир “чудеса” Готерива –

Начинались они поутру,

И тогда  мы отчетливо, живо,

Поминали старушку Юру.

И казалось: все лучшее – сзади,

Только гибель ждала впереди

Притаившись повсюду в засаде,

А хорошего больше не жди!

И казались сплошной благодатью

Годы Кембрия,  Перми, Юры;

И, казалось, уже не видать нам

Этой (будто!) счастливой поры.

Представлялась жизнь черной дырою,

Где все всех  обязательно жрут…

И неважно, что с нашей Юрою

Сочетались скопления руд.

Ведь от них - ни прохладно, ни жарко:

Ибо эта руда – не еда;

Нет планктона – вот это беда.

(То ли дело – каплун и пулярка).

А  руда нам – как трупу – припарка,

Будь ее хоть сто тонн, господа!

(Дальше ста мы считать не умели,

Впрочем “ста” нам хватало вполне,

Ибо в цифрах ни смыслу, ни цели

Не видали в седой старине).

Обливаясь горючей слезою,

Ожидали у моря мы Мел;

Чтоб  дождаться затем  Кайнозоя:

Чтобы  он, четвертичный, сумел

Светлый Путь впереди обозначить

И загнать парадоксы в тупик,

Осчастливить всех нас  (околпачить)…

“Жди, - я думал, - дождешься, старик!

Доживем же до звездного часа,

И сумеем на стыке веков

Встать над всеми, как высшая раса,

Одолев, наконец, дураков!

Свет увидим во мраке  тоннеля!

Чтоб спастись от чудовищных лап!»

Но эпохи летели, летели,

И застыл в мертвой точке этап.

Вдаль, почти что рыдая, глядели

Обитатели жалкой  Земли:

Нет просвета, утрачены цели,

Только гибель виднелась вдали!

Так ползли времена год за годом,

И за веком, как водится, век.

И под древним, как мир, небосводом

Шел и шел  бесконечный забег.

Вечный Мел, остававшийся Мелом,

Порождавший отчаянья грех,

Постоянно, то в общем, то в целом,

Разлагал нас унынием всех.

Но  Турон, налетевший однажды,

Под  лучами Сверхновой звезды,

Всколыхнул нас, иссохших от жажды,

И погнал через версты и льды.

Тут эпоха  чудес наступала,

Золотых ослепительных  лет;

Жизнь возникла, как будто, с начала,

Начинала свой новый сюжет

Тишина,  благодать в этом мире;

Хочешь - ешь, хочешь – спи, или вой,

Лишь моря становились все шире,

И кипел мир Природы живой.

Перегной заполнял все болота,

Превращаясь затем в  уголек,

И творилось  с планетою что-то

То, чего  мог не  ведать сам   Бог.

Довелось  всюду быть мне - от суши

До глубин океанского дна,

От скалистых вершин Гиндукуша

До страны Золотого Руна...

И в пласте нефтяном побывал я,

И взлетал кипятком до небес;

То устраивал лесоповал я,

То  с кайманами прятался в лес,

То в глубокие прятался толщи

Возникающих горных пород,

Становясь все мрачнее и толще…

Время быстро летело вперед.

Хоть все это и было со мною,

Мне наскучивать стал  этот  быт,

Где и летом, и раннею весною

Рос в  глубоких пластах сидерит,

И графит превращался в  алмаз,

Задиравший свой царственный нос!

“Я,  - кричал он, - ценнее всех  вас!

До  меня тут никто не дорос!”

Полагая, что был  выше всех он,

 Презирал всяк простой минерал…

Грех мерзавцу откликнулся эхом,

И Создатель его  покарал.

Все погибли – и кто без вины, и

Те, на ком накопилась вина,

Да и все, скажем так, остальные: 

Нам, живущим, досталось сполна.

Прогремели ужасные взрывы,

Хохотал обезумевший бес:

Астероиды, тати ночные,

С ревом падали прямо с небес,

И взрывались они на подлете...

Что там было?! -  Свидетелей нет!

Вы, живущие, вряд ли поймете,

Черный ужас постигших нас бед.

И стихий озверелые вопли,

Уложили спасавшихся в гроб…

Если кто не сгорел – те утопли:

За пожарами мчался Потоп.

Все стонало вокруг и горело:

Горизонт запылал, как  бензин,

Пепел свет закрывал то и дело,

Темноту  свет от взрывов пронзил.

На  пожарище сели  ракеты;

Отряхнулись, включили  радар,

И по всем континентам планеты

Нанесли беспощадный удар.

Показалось, однако, им мало,

И Пришельцы, наслав мор  и глад;

Не щадя ни птенца, ни шакала,

Превратили чистилище в Ад.

Перебив население  Геи,

Усмехнулись,  сказали “ зер гут!”

И взлетели, проклятые  змеи,

И на Лире  сейчас что-то жгут!

Улетевшие в Космос  сатрапы,

Нам оставили мрак пепелищ,

И Восточно-Сибирские траппы

Вместо пищи, питья и жилищ.

Уцелели одни тараканы,

Кучка крыс и штук пять окуней,

И ревели под небом вулканы,

В мрачном отблеске страшных огней.

Что в те дни на планете  творилось –

Мог лишь Бог догадаться едва;

Океаны почти испарилась,

И горела Земля, как дрова.

Но материя,  в целом, бессмертна;

Что-то гибнет, а  Жизнь - восстает…

Оказалось, что Вечность – инертна;

Вот и выжил наш вид в этот год.

Я тогда  уцелел в мясорубке:

Отряхнул  облепившую грязь,

И на дне кимберлитовой трубки,

Исхитрился сменить ипостась.

В виде туфа, куска кимберлита,

В куче прочих подобных камней,

Притаившись  во тьме монолита,

Стал  прочней я, и даже  умней!!

И  какое бы, собственно, дело

Было б всем до всего, господа,

Если б наша Земля омертвела?

Впрочем, это еще не беда!

Здесь иное вселенское горе,

Сонм  каких-то таинственных  бед,  -

Бедствий,  вроде трансфера в оффшоре,

Бедствий типа словца Интернет!

Никого не осталось с мозгами,

Даже с малой росинкой ума;

В этой сложной  космической гамме

Жизнь текла, без законов -  сама.

Как-то раз, из глубокой пучины,

Средь противного белого дня,

Совершенно без всяких причины,

На поверхность рвануло меня.

Я очнулся в  нелепом обличье,

И менял  каждый день внешний вид:

Становился то мордою птичьей,

То добытчиком дичи, то дичью,

Потеряв чувство меры и стыд,

И поплелся по странной стезе я,

Тихо думая: “хоть  не в тупик!”,

Воровато крестясь при  грозе, и,

Бесконечно потея в “час пик”.

Время шло в неизвестность без цели,

Иногда на бегу тормозя;

Пусть стезю и не ту мы хотели,

Но, увы, это  наша  стезя.

..................................................

Все, что сказано было доселе,

Будто  рухнул мир в тартарары –

Это глупые сказки Емели,

Нет, не всюду горели костры.

Это домыслом  было и шуткой.

Не совсем обстояло все так.

Все не столь было плохо и жутко,

Чтобы попросту сгинуть во мрак.

Уцелели простейшие твари

В глубине растревоженных вод.

В этом страшном природном кошмаре:

Все проходит – и это пройдет.

Так оно, господа, и случилось.

Стихли взрывы, развеялась мгла...

Небеса проявили к нам милость,

И планета опять ожила.

Наступила эпоха иная –

Как  я вам говорил, Кайнозой…

Как, зачем – сам про это не знаю,

Но за страшной вселенской грозой

Наступили столетья покоя,

Сотни, тысячи лет тишины,

О которой сегодня с тоскою

Вспоминайте, собачьи сыны.

Умываясь кровавой слезою

Ночью, вечером и поутру,

Так и хочется из Кайнозоя

Ускользнуть бы подальше в Юру.

Даже смерть в динозавровой пасти,

Даже рой двухметровых стрекоз -

Пустяки! Им бы наши  напасти,

Наши страсти несбывшихся грез.

А житье было – как на вокзале,

Путь с которого шел только в Ад;

Из зловещих глубин выползали

Миллиарды ужасных зверят.

Мел напрасно закончился крахом -

То, что мчалось на смену ему,

Напоенное злобой и страхом,

Было вовсе совсем ни к чему.

Ускользая от дьявольских козней,

От когтей ядовитых и жал,

Аммонит (это я!) стал  серьезней,

Рос, крепчал, здоровел и мужал.

Постоянно бывали им биты

Превращаясь при этом в труху,

Конкуренты его – трилобиты,

Обитавшие где-то “вверху”.

В толстом панцире этого зверя,

Заменившем моллюску скелет,

В кайнозойской прославленной эре

Жил я долгие тысячи лет.

Но впоследствии (как оказалось)

Он погиб, совершенно пропал:

Промахнулся на самую малость,

И в другую эпоху попал.

Безответственно даже для лоха -

Оказаться таким дураком,

Что, вконец перепутав эпохи,

Этим самым нарушить закон.

Но, поскольку тупая скотина

Осознала себя не вполне,

То его, по известной причине,

Наказали за это вдвойне.

Век его, вне сомнения, минул

И поэтому он, господа,

Окончательно, полностью сгинул

Не оставив потомкам следа.

Для порядка (во имя порядка),

Не сумев одолеть рубежа,

Аммонит мой исчез без остатка,

Упираясь и злобно визжа.

И лежал я под толщею ила

На морском замечательном дне,

Каменея, пока не застыла

Эта чертова толща на мне.

Я валялся, извилины морща,

Напрягая  зачатки ума:

Кто  придумал проклятую толщу?

Неужели возникла сама?

И очнулся в изогнутом бивне

Волосатого злого слона;

Было скучно, но было б противней

В толще ила валяться у дна.

Мы брели по полярному кругу,

Берегами  великих морей

Невзирая на холод и вьюгу,

И на происки хищных зверей.

Но однажды, под шум снегопада

В тусклом свете полярной луны,

Наше стадо попало в засаду

И свалилось с отвесной стены.

Там, внизу, истекая кровищей,

Безнадежно ревя и трубя,

Стадо мамонтов кончилось пищей.

Вот пока что и все про себя.

………...................................

Инфузории, черви, креветки,

Рыбы, змеи, орлы, пауки -

Наши  братья меньшие и предки –

Вы живете во мне, старики!

Я вас помню – и каждый знаком мне;

Каждый год ваш и каждый  ваш час,

Каждый миг вашей жизни я помню,

Ибо жил же я в каждом из вас!?

Как вы прыгали  с сучьев на ветки,

Как вы скалили в страхе клыки –

Все я помню, товарищи предки:

Вы живете во мне, старики!

Память всех сохранившихся клеток

Сохраняет вас в образе рыб,

Птиц, червей, благородных креветок,

Ибо гены забыть не могли б

То, что вы в ДНК начертали,

Эту летопись тысячи эр….

Наши гены несут, как скрижали,

То, чего мог не знать сам Гомер,

Сам Плутарх, сам Тацит или Плиний…

Вы сплели в бесконечный клубок

Триллион направлений и линий,

По которым вас двигал сам Бог.

Я б теперь не осмелился даже

И подумать, что не было вас,

Ибо память пока что – на страже,

И огонь прежних лет не погас.

Я в любое мгновение ока

Возвратиться могу в те года,

Где бывал то горбом диплодока,

То скоплением рыб из пруда.

Как столетия быстро промчали,

Как какой-то бессмысленный бред!

Как тут вспомнить, что было вначале?

Как припомнить тот главный секрет,

Запустивший  движение быта

С тех времен и во все времена?

Но не все, господа, позабыто,

И когда-то все вспомним сполна.

И теперь, на вечернем досуге,

Отдыхая от всех передряг,

Расскажу вам, друзья и подруги,

Как не сдался наш гордый “Варяг”,

Как когда-то пространство гудело

И звенело на стыке эпох,

Как горели  огнем, то и дело,

Степи, джунгли, лишайники, мох…

Впрочем, что отвлекаться на эти

Мемуары, когда и сейчас

Столько странностей разных на свете

Происходит порою у нас!

И сейчас не всегда мне понятно,

Как же это случиться могло,

Что История мчится попятно,

Всем законам Эйнштейна назло!?

Поначалу неспешным аллюром,

А затем все быстрей и быстрей

Мир опять к минеральным структурам

Мчит по грудам руин и костей.

По морям разливаются пятна

Нефти, грязи, жиров и кислот,

И природа плетется попятно,

И звереет наш гордый народ…

Утверждать, господа, можно смело,

Что опять подползаем к черте

Вроде той, что у Верхнего Мела

Обозначила путь к пустоте.

Впрочем, горя мне, судари, мало,

Что стоит этот мир на краю:

Я, покинувший мир минерала,

Возвращаюсь в обитель свою.

Пусть исчезнут туманные схемы

Суперсложных структур ДНК –

Ну и что из того? Смертны все мы…

Так-то так, господа, но пока

Надо смело использовать шансы

Пережить разрушительный век,

Где, нарушив в природе балансы,

Истребляет себя человек.

И когда этот хаос кошмарный

Завершится последней бедой,

Я уйду в пегматиты и скарны,

Или стану железной рудой,

И уйду по  неведомым тропам

В сногсшибательную глубину,

Где замру по соседству с пиропом

И в алмаз превращаться начну.

Эти радужные перспективы

Оставаться на свете и впредь

Продолжают нас тешить и греть,

Навевая при этом мотивы

Бодрых маршей, великих симфоний,

Даже гимнов себе самому…

Но под грохот таких какофоний

Мир стремительно мчится во тьму.

Он становится злее и злее,

И  не знает в пороке конца…

И уже, ни о чем не жалея,

Мы тернового ищем венца.

В черной бездне, во вспышке Сверхновой

Там, где нынче сияет Телец,

Караулит нас этот терновый

Беспощадно колючий венец.

Там сомкнутся  мрак Бездны со светом

И мгновенно стемнеет кругом…

Только речь здесь пойдет не об этом,

А, представьте себе, о другом.

Впрочем, это все будет позднее,

Через тысячи лет, а пока

В кабинете премьера Кощея

Мы опять задержались слегка.

(“Мы” – его вороватая свита:

Вор Иваныч и жулик Федот);

Обсуждались проблемы транзита,

Дефицита, долгов, профицита.

Будни нашего трудного быта

И считались доходы за год.

Восседая в сверкающем кресле,

Сотворенного в стиле “Ампир”,

Вопрошал нас Кощей:  - «Ну, а если

Перестанем бороться за мир?

Прекратим лицемерить пред всеми,

Перестанем растить сорняки

И посеем полезное семя…

Все согласны со мной, старики?

Хватит нам, господа, притворяться,

Будто дело нам есть до всего…

Нам с собой разобраться бы, братцы,

Как нам быть, начиная с чего…

Мы не боги, ни львы, ни герои,

И, тем более,  не мудрецы;

Даже мне непонятно порою -

При каком же общественном строе

Мы живем? И какой мы построим?

Строй, в котором герои – купцы?

Строй, в котором герои – вампиры,

Черти, демоны и ведьмаки?

А ведь именно эти кумиры

В мир идут с нашей легкой руки!

Кто себе пожелает такое,

Где порок стал огромной горой?

А ведь собственной грязной рукою

Мы творим этот дьявольский строй!

Нам, чрезмерно увлекшимся данью,

Возжелавшим схватить все сполна,

Откровенно плевать на страданья,

Что от нас испытала страна.

Мы свою погубили Отчизну,

И когда-нибудь в жизни иной

Бог воздаст нам сполна укоризну…

Вы, надеюсь, согласны со мной?

Что же делать нам все-таки, братцы?

Как спасаться от огненных мук?

Перестать без конца притворяться,

Или взять да покаяться вдруг?

Я талант свой под землю зарою,

Я возьму сам себя под уздцы…

И, быть может, вдали за горою,

Бог нам скажет: «Привет, молодцы!

Мне, товарищи, видеть отрадно,

Что за ум, наконец-то, взялись!

Были в прошлом грехи? Ну и ладно!

Ты покайся, Кощей, помолись!

Пусть не всех, и, конечно, не сразу,

Я прощу, а пока что – вперед –

Создавать социальную базу,

Чтоб вздохнул ваш избитый народ».

Будем строить Содом или Трою,

Создавать барельеф, изразцы….

Но, увы, господа, я не скрою:

Толку нет от паршивой овцы.

Наш народ – вечно пьяные овны,

Этот нищий и алчущий сброд,

Надо гнуть его, гнуть, безусловно;

Господа, разве это – народ?!

Сотни лет он спивается кряду,

А в итоге – развратен и дик;

Бог ему посылает «в награду»

Нас и прочих, похожих, владык.

Сам он строил дорогу до Ада,

Сам себе собирал угольки…

Вот ему и досталась в награду

Власть нечистой и цепкой руки.

Но молюсь за него каждый день я,

Не скрывая от слуг и жены…

Как же нам начинать возрожденье

Утонувшей в пороках страны?

Как нам жить с опустившимся сбродом?

Может, с помощью пуль и гаррот,

Сделать так, чтобы снова народом

Смог бы стать этот бывший народ?

Оживим его гладом и фонтом,

Чтоб зверел, как орел или волк,

К светлым двинем его горизонтам,

И тогда из него будет толк.

Надо делать, товарищи, что-то,

Пусть с ошибками, пусть явный брак,

Лишь бы с места сойти хоть на йоту,

И прикрыть этот чертов бардак!

Нам нужна, господа, дисциплина,

Плюс покорность народа и страх.

Мы дороги прошли половину,

А стоим-то на прежних местах!

Но, возможно, что мы на пороге

Самых славных общественных дел,

И, возможно, великие боги

Предоставят нам Вечность в удел.

На полях отвратительной брани

Или в буднях забот о стране

Мы очистим от всяческой дряни

Наши земли, и будут миряне

Вскоре песни слагать обо мне!

В общем, сколько веревке не виться,

А придется нам браться за гуж…

Словом, в силу старинных традиций,

Как ни грустно, придется  трудиться!

Предстоит всем врагам подивиться

Наблюдая порыв наших душ!

Я за все отвечать буду лично.

Тем не менее, с вас будет спрос!

Все за все мы в ответе… логично?

Словом, надо работать всерьез!»

Мы премьеру похлопали вяло,

До конца  ничего не поняв…

Тут и полночь некстати настала,

И уже не понять, кто же прав

С точки зрения всех юрисдикций.

Как нам действовать – Бог разберет…

Зашумели: пора расходиться!

Хватит, мол, рассуждать про «народ».

…………………….

По итогам  ответственной встречи

Был составлен обширный отчет:

Речь Премьера и прочие речи

Записали, сказали “сойдет”!

И разъехались, шумно зевая,

Отдыхать по своим бункерам…

Я катился в последнем трамвае,

Низко кланяясь встречным ворам,

И грустил о досадной потере

Безвозвратно утраченных лет,

В Мезозойской оставленных эре

И в эпохах, пришедших ей вслед…

Где вы, братья мои по Силуру?

В чьих кровавых и острых клыках

Вы когда-то оставили шкуру

И остались в прошедших веках?

Где вы, призраки Верхнего Мела?

В безнадежной земной глубине

Вы лежите во тьме без предела,

И не помните вы обо мне!

Я не вспомнил о времени том бы,

И забыл бы навек тот кошмар,

Где летели небесные бомбы,

Где пылал бесконечный пожар,

Если б мог… но проклятая память

Не дает мне поднять головы,

Продолжая упорно тиранить

Мое бедное эго, увы…

Впрочем, в прошлом не все было плохо,

Как не все столь уж скверно сейчас:

Ведь жила же любая эпоха

Не для нас, и жила б и без нас.

Впрочем, ладно, начнем все с начала!

Ведь живем-то мы здесь и сейчас,

Существуем, а это – не мало:

Ведь живем-то – единственный раз!

-          Только раз? – Я промедлил с ответом

На вопрос тот (себе самому):

-          Вряд ли “раз”! Впрочем, дело не в этом…

Только в “чем” – я и сам не пойму!

Нет, не раз и не два мы встречали

Гибель мира и смену эпох;

В них мы жили в конце и в начале,

И в года, где царил Царь-Горох,

И в таинственном царстве Урарту,

И при мрачной вдове Хатшеспут,

Наблюдали и взлет Бонапарта,

И фашистского рейха капут…

Шли сквозь нас маркоманны и гунны,

И в какой-то стотысячный раз

Вождь с предельно высокой трибуны

Докричаться пытался до нас,

Мы творили колонну Траяна,

Строил нам пирамиду Хефрен…

И звучала для нас из тумана

Заунывная песня сирен.

Все промчалось сквозь нас, как сквозь масло,

И исчезло в оставшейся мгле…

В этом чертовом прошлом угасло

Все, что было до нас на Земле.

Все творилось в обычном порядке,

Шло привычным  своим чередом…

Я эпохи менял, как перчатки,

И всегда как-то жил (хоть с трудом).

Просто жил себе, пусть и без спроса,

Пусть без смысла, но жил-поживал,

Не глядел дальше личного носа,

И судьбу свою сам и ковал.

Так и въехал в эпоху развалин,

В годы  страха, апатии, смут…

И казалось теперь, что и  Сталин

Был достаточно добр и лоялен:

Уж получше, чем нынешний плут!

Дела этому нет до порядка

(Или руки его коротки?)...

Он поет о «правах», но украдкой

Набивает свои сундуки!

А Иосиф, хоть зол был, как дьявол,

Хоть пощады не знал в старину,

Тем не менее, Сталин направил

К процветанию нашу страну.

И казалось тогда, что осталось

Нам до Рая с десяток шагов...

Но потом навалились усталость

И десятки проклятых врагов.

Били нас изнутри и снаружи,

Превращая то в глину, то в грязь,

Разрушая державу к тому же,

И над прошлым похабно смеясь.

Не смогли проскочить мы по кромке

Между глупостью, хамством и злом...

И страна превратилась в обломки.

А мерзавцы кричат: «поделом»!

В прошлом наши триумф и фиеста,

Прочно заперт парадный подъезд:

Кто-то вновь нас поставил “на место”,

И на нас же поставили крест.

Все, что было, ушло безвозвратно,

За собою взрывая мосты,

И теперь, совершенно понятно,

Нам остались одни лишь кресты,

И какие-то странные даты,

А еще – ледяной Эверест,

На который придется когда-то

Нам тяжелый затаскивать крест.

Но достаточно… хватит об этом!

Все начнется с пустого листа

Этим мокрым двухтысячным летом,

Где скопилось проблем до черта.

Наш правитель с высокой трибуны

Разъяснял, что прошли времена

Робеспьера, Парижской Коммуны,

Что рванулась к  реформам страна,

Что отныне все в Божией власти,

И не будет возможностей впредь

Предоставлено некоей касте

“За Советскую власть умереть”.

Впрочем, он обещал и “порядок” -

Некий путь подавления смут,

От которых приходят в упадок

И поля, и общественный труд!

Перекрасив бандита в “магната”,

Всем мерзавцам раздав ордена,

Он заметил, что “где-то, когда-то

Были хуже еще времена!

А у нас есть и повод, и силы

Встать всем чохом на Истинный путь,

Стать банкирами, выстроить виллы,

А затем где-нибудь, как-нибудь

Возродить нашу доблесть и славу

Да зажить под  Железной Пятой…

И отныне ни влево, ни вправо

Не свернет по дороге держава, -

А пойдет, по тропе - но по той,

Что указана Господом свыше!”

“Кто же Бог?” – “Ваш покорный слуга!”

“Кто же слуги твои?” – “Нувориши!”

“Стало быть, это ваша нога

С божьей помощью стала железной?”

-          “Разумеется, наша  пята”!

Говорить было с ним бесполезно,

И не понял бы он ни черта.

Как же тут обойтись без ликбеза!

-          Расскажу, -  я подумал, - ему

Пару саг о значенье железа;

Там, глядишь, и поймет, что к чему.

Но для этой интимной беседы

Надо было остаться вдвоем,

И поэтому в эту же среду

Записался к нему на прием.

Я не стану подробно и нудно

Приводить свой унылый рассказ

О железных формациях рудных:

Вы б и сами могли много раз

По старинным языческим книгам,

По архивам различных контор

Все узнать – если даже не мигом,

Не наскоком, не неким блицкригом,

А радением смыв свой позор.

(Ведь не знать роль железа – позорно!

А тем более – государю…

И поэтому снова (повторно)

Я об этом сейчас говорю).

И поведаю в стиле Гомера,

То с намеком, то попросту – без,

Что есть наша железная эра…

Вот такой намечался ликбез!

Пусть поймет, что хотя и настала

(И пока что еще на дворе)

Прогрессивная эра металла,

Но нельзя забывать о добре!

Подбирая приличную фразу,

Все припомнив, что сам  забывал,

Приступил я тогда к пересказу

Саг про чертов чугунный металл.

……………………………..

Человечество раньше не знало

О прогрессе почти ни черта;

Но, вам должен сказать, без металла

Без проката, стального листа,

Без кинжала, мортиры и плуга,

Без напильников, рельсов и труб

Нам пришлось бы, товарищи, туго:

Человек от рождения туп,

И не может без разных орудий

Строить храмы, дворцы, города…

Сколько лет  мы промыкались, люди,

Без простейших орудий труда?

Первый нож из куска минерала

Был весьма неотесан и груб:

Жалкий слепок меча и орала

Мог разрезать веревку и труп.

С этим жалким кремневым рубилом

Жил наш предок дурак дураком;

Впрочем, будучи даже дебилом,

Норовил он бочком и молчком

Пролезать сквозь ужасные кущи

Своего непростого житья,

Хоть и мрак становился все гуще,

Он упорно стремился в края,

Где бы смог он от бедствий отбиться,

Наконец-то покой обретя,

Чтоб вперед, наконец, устремиться

Без оглядки на беды… хотя

Эти чертовы трудности быта,

Тем не менее, шли ему впрок;

Так, просеяв свой опыт сквозь сито,

За уроком усвоив урок,

Распрямил он ворсистую спину,

Получил долгожданный досуг,

И, однажды согнув древесину,

Сотворил неожиданно  лук.

Дальше – больше! И в поисках пищи,

Все живое разя наповал

Он однажды нашел в пепелище

Необычную штуку – металл.

Получив наконечник из меди,

Стал использовать это и впредь;

Началось изобилие снеди:

Пали жертвой и львы, и медведи…

Впрочем, медь – это только лишь медь!

И тупилась она, и ржавела,

В изумрудный рассыпавшись прах,

И, к тому же, весьма неумело

Выплавляли ее на кострах.

Кроманьонцы намучались с нею,

Но прозрели они, осознав,

Что пора бы придумывать сплав

Эффективнее, то есть прочнее!

Дальше – больше: придуманы бомбы,

Яды, газы и бронежилет,

Лабиринт, блиндажи, катакомбы,

А еще через несколько лет

Доигрались до взрывов в атоллах,

А затем – до компьютерных схем,

Что придумал какой-нибудь олух,

Сам не зная при этом: зачем?

Мир, однажды обманутый змеем,

Снова  в море греховном увяз,

Мы имеем лишь то, что имеем,

То, что всюду творится сейчас.

И железо, бывавшее плугом,

А затем – топором и мечом,

Замыкает мир замкнутым кругом

С тихо спящим внутри палачом.

Но, прорвавшись за край Ойкумены,

Из далеких неведомых стран,

Прибывают железу на смену

Радий, цезий и некий уран.

Если кто-то во имя порядка,

(Дабы общество скручивать в рог),

Производит  железную пятку –

Так и знайте, что это – не Бог!

Если этот обломок железа

На какой-то стопе, господа,

Представляет деталь от протеза –

Это, в общем, еще не беда...

Но когда им раздавлены страны

И подавлен уснувший народ –

Это несколько страшно и странно,

Против логики - наоборот.

Тот, кто всех нас в железные сети

Загоняет кощейским бичом,

Будет лично за это в ответе,

А железо совсем не причем!

Так же, как и его ферросплавы,

Жаропрочные стали, титан

Выплавлялись для нашей же славы,

А достались каким-то скотам.

Нет, железу писать надо оду,

А оно, господа, в суете,

Негодяям-банкирам в угоду

На Кощеевой дремлет пяте!

Как хотелось  Кощею мне  резко

Бросить прямо в глаза этот спич:

«А по вашей ли пятке железка,

И по вашей руке ль этот бич?»

Но, сдержавшись, в положенном виде

Предоставил ему свой доклад:

«Мол, железо бывает в болиде,

Даже в недрах Земли, говорят,

Что оно, вероятно, полезно,

Переносит в крови кислород…

Но, не знаю: от пятки железной

Не погибнет ли русский народ?

Он ведь любит – пускай не свободу,

Но хотя бы возможность вздохнуть…

Как же можно такому народу

Класть железную пятку на грудь?!»

Долго ждал я в приемной ответа,

Но Кощей прикусил свой язык.

Он молчит... означает ли это,

Что действительно всем нам  кирдык?

………..

Я ушел, не услышав ни звука,

И до самой последней поры

Не пойму: есть ли в мире наука

Нарушений всех правил игры?!

Почему упыри, вурдалаки,

Негодяи и прочий Бомон

Не валяются в склепах, собаки,

А упорно влезают на трон?

Почему Леонарды да Винчи,

Да какой-нибудь там Галилей

То суду подвергаются Линча,

То пинкам от тупых королей?

Эти странности нашего быта

Кто придумал (и не отменил)?

Почему наша участь – корыто

И забвение вплоть до могил?

«Почему, почему… потому что!»

Вероятно, прищурив свой глаз,

(Говорят), говорил Заратуштра

О себе (и, возможно, о нас).

 Говорил ли он так, или только

Приписали ему сей девиз?

Можно думать об этом – а толку?

Все равно не попасть в Парадиз.

Там все точки, а также площадки

С незапамятных дней (или лет)

Занимают «Железные пятки»,

А для прочих там места и нет.

Нам, несчастным повапленным «прочим»,

Не успевшим схватить со стола

Участь вечно быть чернорабочим -

Столь реальна, насколько и зла.

Нам железно прописаны плети,

И железная хамская власть;

И, пока существуем на свете, -

Не дадут  ни вздохнуть, ни упасть.

Только стон у церковных лампадок,

Только каторжный труд да конвой –

Вот таков наш «железный» порядок –

Там, где пятка рулит головой.

И приходится мозгу не сладко,

В тех краях, где царит произвол,

Где хромая чугунная пятка

Постоянно кладется на стол.

Слабо родственный с кружкой и миской

Этот чертов ржавеющий сплав,

Хоть и к власти находится близко,

А неправ, потому что не прав.

Только портит нам завтрак и ужин,

Консоме и простое филе

Странный ржавый предмет, что не нужен

На ноге… и на нашем столе.

Только пыль в нас бросают и дезу

Это мерзкое сборище гнид,

Придавая простому железу

Гнусность форм и убийственный вид.

Впрочем – стоп: обо всем по порядку

Рассуждать нет ни смысла, ни сил…

Лучше взять детонатор, взрывчатку

Да взорвать современных громил,

Уверяющих, будто б познали

Бога,  Истина, высшую цель…

Утопить бы мерзавцев в канале!

Но ни жар, ни мороз, ни метель

Не страшны им, как, впрочем, и пули…

И, наверное, в тысячный раз

Вспять они целый мир развернули,

Не спросив, разумеется, нас!

Вот и думаю: может быть, беды,

Что на нас насылают  с небес,

Эти свиньи, ослы, людоеды,

Крупный дьявол, сатир, мелкий бес –

Это все, чтоб мы тут не дремали,

Чтобы шел бесконечный отбор –

При котором поток мелкой швали

Обречен попадать под топор?

То есть – будто для нашего блага?

(Если это, конечно, всерьез).

Хорошо это все на бумаге!

А в быту, господа бедолаги,

Стало ядом убийственных доз…

Беды, стало быть, нам в назиданье

Посылаются -  в этом вся суть?

Значит, войны, походы за данью –

Это вовсе не Истинный путь?!

Что же – Истина? Тут поневоле

Начинаешь чесать в голове:

Это что – Божий промысел, что ли?

Или голубь в Его рукаве?

Или, может быть, нечто иное –

То, что гибель для нашей среды?

Так зачем же злосчастного Ноя

Бог упорно тащил из воды?!

И запойного пьяницу Лота

Махом в каменный спрятал мешок?!

(Остальных – вероятно, за что-то,

Сжег, повесил и стер в порошок)!

Стало быть – это нам для укора:

Вот, мол, что аз воздам  за порок!

В общем, странный критерий отбора

Применил тут всеведущий Бог…

Как ни думай – ответы все те же:

Раз уж впали в запой и разврат,

Раз уж сами – тупые невежи,

То Кощей нам – как раз в аккурат.

Стало быть, господа, заслужили

Этот строй и кощееву цепь?

Приговор (или заговор) - в силе,

И таким же останется впредь.

Чуть подумал – становится грустно,

Ибо толку от этого чуть:

Ржавым старым пером, или устно

Излагаешь подобную муть –

Ну а где изменения, где же?

Хоть бы капля упала с листа…

Все на месте: мерзавцы – все те же,

В высших сферах – тупые невежи,

А других не видать ни черта.

Да и в зеркале, Господи, - то же,

Что мерзавцы в своих зеркалах

Созерцают, вздыхая: - О, Боже!

И за что нас карает Аллах?!

Мы же – власть, мы – элита… и что же?

Как теперь подходить к зеркалам,

Из которых подобные рожи

Днем и ночью глядят по углам?!

Так что думай об этом, не думай –

Все за нас навсегда решено

Сатаной, Государственной Думой…

Рассуждать сотню лет можно, но

Хорошо размышлять на досуге,

А не в нашем  безумном Аду,

Где бушуют безумные вьюги,

Где взрывается мир на ходу!

Нам, подхваченным бурным потоком,

И вмерзавшим во льды и снега

Не пора ли вернуться к истокам,

В кристаллические берега?

Словом, время подумать настало,

Чтоб понять, наконец, почему

Все мы вышли из недр минерала:

Чтоб когда-то вернуться  к нему.

И сейчас мы стоим на пороге,

На развилке великих дорог:

Путь нам будут указывать боги

(Или главный, единственный, Бог?)

Нам ли быть, дорогие, в печали?

Нам ли нужен единственный путь?

Все равно мы сюда бы примчали –

В эту вечно кровавую муть,

В эту пошлость и тьму без предела,

В эти  страхов и бед ассорти...

И какое нам, собственно, дело

До маршрута  иного пути?!

Что нам, грешникам, до неземного?

Он скрывается где-то во мгле;

Обойдемся без мира иного,

Раз уж жить довелось на Земле.

Неужели нам этого мало –

Темноты океанских глубин,

Льдов Аляски и гнуса Ямала,

Быта Родины, скуки чужбин?

Мы срослись в города, как кораллы

Создают свой коралловый риф...

Но внутри нас живут минералы,

Ибо в каждом из нас есть начало,

Свой исходный таинственный миф,

Свой исток, без которого, кстати,

Не возник бы и этот рассказ

Ни к какой знаменательной дате,

Затаившейся в каждом из нас.

Впрочем, если откинуть забрало

Скептицизма, то можно смотреть

В мир глазами того минерала,

Что внутри нас, что будет и впредь

Оставаться в каком-либо виде,

Наблюдая из нас (изнутри)

За Судьбой, прилетевшей в болиде

Накануне последней зари.

Минералы бессмертны по сути,

Потому что, как кажется мне,

В поступательном, странным до жути

Эволюции вечном маршруте,

Наблюдаемым кем-то извне,

В каждом самом ничтожном кристалле,

Вплоть до жалкого кварца зерна,

Жить пока еще не перестали

Все события и времена.

Память всех бесконечных событий,

Кварц, берилл, изумруд, хризопраз,

Гелий, натрий, бериллий и литий

Сохранят для всех будущих нас.

Что нам Вии, кощеи и тролли,

Да безумные сонмы чертей?

Ведь когда-то, по Божией воле

Мы сумеем уйти из когтей

Этих дьяволов и вурдалаков,

И сумеем найти Парадиз...

И взлететь в небеса... но, однако

Почему-то мы катимся вниз.

Небосвод с каждым днем все мутнее,

И светила почти не видны...

И не боги, а только кощеи

Управляют движеньем страны.

Там, на небе, зловещие знаки:

То рога, то хвосты, то клыки...

А у нас на Земле – вурдалаки,

И в полях вырастают не злаки,

Не турнепс, а одни сорняки!

Может, лучше начать все с начала,

Плюнув в прошлое тысячу раз,

И когда-то потом из кристалла

Вновь создать все, что было до нас,

Кроме Желтого Дьявола, беса,

Кроме слуг Абсолютного Зла,

И пойти по дороге прогресса

Чтоб хоть как-то дойти до угла,

За которым... а что там такое –

Доведется увидеть не нам:

То ль нектары и вина  рекою,

То ли мрак над равниной морскою

То ли твердою божьей рукою

Мир к счастливым ведут временам.

Мы прорвемся, мы все одолеем,

Ад спалим беспощадным огнем,

Всем проклятым и злобным кощеям

Обязательно шею свернем.

Но, пока нам труба не сыграла

Зов в последний суровый поход,

Мы стоим и стоим у причала:

То ли ждет нас судьба минерала,

То ли что-то небесное ждет.

Станет мир этот мертвой долиной,

Или вечно цветущей весной,

Райским садом ли, мертвою глиной,

Вечным миром ли, вечной войной –

Никому не узнать... и не надо!

Если что-то зависит от нас,

Постарайтесь от этого Ада

Уберечься хотя бы сейчас.

Но заканчивать повесть пора мне

Этот дивно печальный рассказ,

Дорогие товарищи камни –

Аметист, ставролит, хризопраз,

Сфен и вечно живущие кварцы!

Век ваш долог, и вы нас умней,

Жизнестойкие мудрые старцы,

Представители царства камней.

Вам еще, дорогие кристаллы,

Изумительный Божий каприз,

Предстоит возводить пьедесталы,

На которых стоит Парадиз.

Вам, не нам, обеспечивать взлеты

В небеса и полет за квазар...

Вас уже не подстрелят в полете

(Как погиб, вероятно, Икар).

Сохраните планету, каменья!

Жизни нет: вся надежда – на вас.

В вас суть мира и суть воскресенья,

Кварц, граниты, берилл, хризопраз.

Мы свернем с вами горы и скалы,

Превратим океаны в сады,

И когда-нибудь мы, минералы,

Станем светом угасшей звезды,

Улетая во тьму без предела,

Сквозь комки галактических масс,

Как посланцы Земли, словно стрелы,

Сотворенные каждым из нас.

И в Раю, славном каменном веке,

Не кончающемся и сейчас,

Минералы, и мы, человеки

Сможем впасть, наконец-то, в экстаз,

Чтоб сплотиться под гранью кристалла,

Разрастаясь венцом пирамид…

Неужели нам этот мало?

Кто унизит нас, кто разгромит?

Кто поднимет кровавую руку,

Как бы ни был коварен и глуп,

На такую прекрасную штуку,

Как зеленый гранатовый куб?

Кто, завидуя храбрым портняжкам,

Со штыком поднимаясь во фрунт,

Или с острой отточенной шашкой

Вдруг посмеет напасть на корунд?

Так что помните, злые кощеи,

Мир пугая железной пятой:

Сохраню минералы в душе я,

Хоть и сам далеко не святой.

Истребить нас удастся не скоро –

Вряд ли столько хранится игла:

Мы всегда восстаем из раствора

И растем из любого угла.

Пусть же каждой таинственной гранью

Будет мир наш тогда освещен,

И бессмертною каменной тканью

Обернется со всех он сторон.

Никого не дадим мы в обиду,

Зло не выпустим мы из угла:

Наши призмы, кубы, пирамиды

Изначально не ведают зла.

Нам еще возрождать все живое,

Повторяя на новом витке

Все, поросшее нынче травою,

Все, уснувшее в вечной реке.

В нас разгадка всего и основа,

А секрет ослепительно прост:

Исчезая, мы снова и снова

Из нуля начинаем  свой рост.

Мы, познавшие не понаслышке,

Взрыв Вселенной, всеобщий разнос

Звезд Сверхновых смертельные вспышки,

Ничего не боимся всерьез.

Ведь из кванта пропавшего света,

Из реликтовой красной волны

Начинают свой путь и планета,

И вся жизнь неизвестной длины.

Этот мир, бесконечно порочный,

Мчит туда, где кончается свет,

В те края, где, как мы знаем точно,

Ничего, к сожалению, нет.

Там когда-то начнем все с начала,

И оттуда свой новый виток

Начинает душа минерала,

А вдохнул ее, кажется, Бог.

Что нам козни, регресс и мытарства?

Что нам мир, уходящий во мгле?

Нам еще минеральное царство

Возрождать на спасенной Земле.

Ну вас к черту, кощеи и тролли,

Бесы, дьяволы и ведьмаки!

Ведь не в вашей же дьявольской воле

Разорвать этот мир на куски?

Как хотите – но он сохранится,

Уцелеет, и, гордо пыля,

Вдруг, подобно той сказочной птице,

Сам себя возродит из нуля.

Верьте в наши каркасы и оси,

Мы всю память храним обо всем,

И ее в бесконечность уносим:

Стало быть, и всех вас унесем.

Сядьте к нам на горбы и загривки:

Унесем вас в такие края,

Где всех нас ожидают прививки

От болезни  конец Бытия.

Нет уж, нет! Мы пока что на старте,

Ваша вечность для нас – краткий миг!

Крону, Зевсу и старой Астарте

Мы покажем  еще свой  язык!

Мы пройдем сквозь любые завалы,

Бесконечность, и даже сквозь ноль,

Сквозь неистовство Крона, Ваала,

Сквозь облавы и вечный контроль.

И без всякого ложного страха

Из природы возьмем все свое,

Возрождая из пепла и праха

Жизнь, движение, мир, Бытиё.

Мирно спящие в горных породах,

Ойкумену  и вечность творя,

Мы стоим и стоим на воротах,

И, как видим, пока что не зря.

Ноябрь 2000 г. – январь 2003 г.